Tres viajes / Три путешествия (часть 1)

В начале октября мне выдалась коммандировка в город Коатсакоалькос – одной крупной компании по производству трубопроводов требовался русско-испанский переводчик. О трубах я, естественно, ничего не знала, зато немного знала город – это та самая Коатса, где мы гостили на рождество 2 года назад.

На сайте компании почитала что-то о свойствах бетонного покрытия и изоляционных материалах для труб, даже выписала несколько особенно понравившихсят терминов типа «гаситель лавинного смятения» и «прожекторный анод», очень надеясь, что не придется на деле объяснять кому-то, что это такое.

Русская делегация состояла из трех Сергеев (видимо, для удобства принимающей стороны решили отправить людей с одинаковыми именами). Они перелетели через полмира, чтоб под дождем, напялив желтые резиновые плащи и желтые же каски, ходить по открытой, без крыши, территории трубного завода и исследовать его устройство.  Уже не видно ничего сквозь капли на моих защитных пластиковых очках, и жарко в плаще, и ветер сдувает с плаща  светящийся жилет, уже намялись мозоли от этих грубых тяжеленных ботинок, которыми мы месим грязь и железную руду, а они все ходят, все выспрашивают, все высматривают. Местные смеются, ехидничают, зачем, мол, жилетки натягиваете, вас-циплят и так за километр видно. А мы что – положено, значит натягиваем, и опять ныряем под дождь.

Организаторы расстраивались, что погода подводит, даже извинялись. А Сергеи только пожимали плечами: Да ладно, мы привычные – мы ж из Питера! Здесь у вас и дожди-то другие, тропические: то вода стеной, а через пять минут солнце, и так по кругу. У нас-то в Питере уж если с утра небо заложило, то уже на весь день.

Питер... они говорили, а я представляла, как дождь зарядил и моросит на набережной, моросит на Невском, моросит на Марсовом поле...

А вот у меня в компьютере есть фото нашего завода в Архангельске зимой, - говорит другой Сергей. Мексиканцы охают, округляют глаза. И это еще небольшие сугробы, - перевожу я им комментарий Сергея, но на монитор не смотрю: видеть, как замело далекий, незнакомый и, в общем, севершенно абстрактный для меня город Архангельск не интересно. Намного интереснее представлять пасмурный Питер. Шпиль Петропавловки на фоне сгрудившихся туч, металлический блеск Невы. Куда там картинкам в чужом компе против личных, свежих еще, не размытых, не растерявших запахов и звуков воспоминаний.

Вообще-то к Питеру у меня всегда отношение было особое – мне было лет 10, когда мы ездили туда с родителями и их друзьями на три дня, и эта поездка – одно из самых ярких моих детских впечатлений. Конечно, впечатления эти со временем слегка выцвели, но могу сказать, что даже если и не помню, то уж знаю-то я о том путешествии предостаточно, благодаря фото, а главное прекрасному видеофильму, который я обожаю пересматривать.

Попасть в Питер снова хотелось давно. И вот в августе все наконец-то сложилось.

В августе я поехала в Питер и вспоминала, каким он был 15 лет назад, а в октябре приехали питерцы, и я вспоминала, каким был Питер в августе.

Питер с момента нашей первой встречи не то чтобы вырос или изменился – скорее переструктурировался. Вроде места те же, а находятся не там. Удивительно, сколько лет в моей голове существовал совершенно неправильный план этого города! Зимний дворец ну никак не выходил окнами на набережную, он был отделен от воды множеством других зданий и улиц. От Дворцовой площади до Исаакиевского собора можно неспеша дойти минут за 10, а по моим воспоминаниям мы довольно долго ехали до него на машине – на самом деле, очевидно, откуда-то неоттуда (и даже, может быть, не туда), и уже потом в моей голове сцены перемешались и склеились в новом порядке. Невский проспект я не помнила вовсе, хотя быть такого не может, чтоб мы тогда по нему не прошлись – думаю, просто никто тогда не обратил мое внимание на то, что улица важная и надо ее запомнить.

Три дня в Коатсе шел дождь, с моря наползли на город тяжелые тучи, где-то там в Мексиканском заливе, похоже, сильно штормило.

- Ну и погодка! – говорили питерцы, разглядывая унылый заводской вид скозь офисные жалюзи. – Тоже мне, солнечная Мексика! Приехали! А мы ведь даже и плавки взяли... В Питере-то сейчас холодно уже, осень. Слякоть и серость.

Мне кажется, питерцы это нарочно придумали про свой город, что там всегда плохая погода: чтоб туристы не расстраивались. Мол, это не именно в твой приезд заволокло и почернело, а просто тебе довелось увидеть самый настоящий Питер. Ну а если вдруг выглянуло солнце и удалось даже сделать пару снимков Спаса на Крови на фоне голубого неба – считай, совсем повезло, и даже можно сказать, город исключительно тебе сделал уникальный подарок, и начинаешь любить его еще больше.

Утром выходишь из гостиницы – моросит, застегиваешь ветровку до самого верха, ныряешь в серость и море зонтов, скачешь через лужи на Дворцовой площади, отклоняя предложения сфоторгафироваться (ты, вежливо:  - Спасибо, у меня уже есть фото с Петром. Он, раздраженно:     - Но я не Петр, я граф Орлов!!!) и вот ты уже на набережной, на скользком причале в ожидании «Метеора».

«Метеор» внутри ужасно хорош: мягкие крутящиеся кресла, столики небольшие между ними, ковролин. Ничего не исписано, не исцарапано. И очень бы хотелось назвать его нестыдным комфортабельным транспортным средством, если бы не одно идиотское НО: всю дорогу тебя сопровождает блеяние Тани Булановой и стенания Юры Шатунова на такой громкости, что игнорировать их не получается. А перебивки между песнями сообщают, что это специальное «Дорожное радио»: шансон, хиты 80-х и 90-х. То есть кто-то умышленно настроился на эту волну, полагая, что «а в ресторане, а в ресторане» уместно на борту этого замечательного катера. Я, возможно, первый пассажир, у которого морская болезнь развилась не вследствие качки, а по причине ядовитого воздействия на слух.

Очень, впрочем, может быть, что просто отвыкла. Так же, как отвыкла, скажем, от пробок. Ездила ж  я раньше по этим самым пробкам под обожаемое водителями всех автобусов радио «Шансон» или «Дача». А теперь, без систематических вливаний в уши этой жижи, организм размяк, расслабился и к атаке оказался неготов.

Организм – он вообще такая штука, он переориентируется иногда даже без моего контроля на новые условия жизни. И это – как ни странно – мне стало особенно заметно не в России, а именно в Коатсе.

Вот приехали Сергеи, и вроде они из России и я тоже, но я совершенно очевидно уже намного меньше оттуда, чем они. – А вот возьмем и после ужина пойдем купаться, правда Саша? – предложил один Сергей. – Купаться? Так ведь холодно! – встрял наш координатор-мексиканец Паулино. – Ничего, - отозвался Сергей – русские девушки холода не боятся; на что Паулино развел руками: - Ха, так она уже не русская, она мексиканка!

И не только потому, что говорю по-испански, отвечаю на вопросы о мексиканской культуре и истории или знаю уже неплохо, как тут все в целом устроено. Просто не раз за эти три дня довелось услышать фразы типа: «Саша, вы завтракаете как настоящая мексиканка!», «Что это вы опять такое экзотическое заказали?», «А я подумал, вы знакомы с продавцом, а если нет – то почему вы говорили и друг другу улыбались?», «А что, можно взять десерт или надо у кого-то попросить разрешение?», «А вы что, совсем водку не пьете?».

Приятно, что выходит из меня потихоньку это совковое «а можно? (войти, сесть, открыть дверь, взять в руки и т.д.), а не прогонят, не заругают?». Приятно при виде охранника не делать руки по швам: и даже если мы забыли распечатать пропуск на всю группу – можно, покаявшись, пообещать предъявить его на выходе – охранник поймет, он не зверь.

А еще эта местная расслабленность и вечная веселость – Паулино то и дело просил разных специалистов и инженеров быть посерьезнее, он знает: наши не поймут, за раздолбаев примут. А они и приняли – только нас же самих с Паулино, когда, одолев банкомат, долго не желавший обслуживать российскую карточку, мы с ним исполнили победный танец прямо в серьезном банке.       

...продолжение следует...